оперных произведений. Через неделю она возвратилась и прямо в фешенебельной гостинице, где они снимали номер, повисла у него на шее, восторженно целуя и приговаривая:

— Коленька, свет мой, ты даже представить себе не можешь, кто мы такие теперь и какое счастье на нас свалилось! Родной мой!

Николай Петрович подождал, когда пылкие объятия закончатся, затем невозмутимо и с долей иронии произнёс:

— Дорогая Мишель, то счастье, которое однажды на меня свалилось в твоём прекрасном образе, вряд ли будет менее значимым, нежели другое счастье.

— Никки, прекрати изгаляться, а не то я обижусь и ты навсегда лишишься того волшебства, о котором я тебе поведаю.

— Не томи, дорогая, а то мне скоро ехать в оперу, а я так и не успею вкусить сладкого пирога.

— Ты неисправимый, бесчувственный чурбан, — обидевшись, произнесла Мишель. — Жена вся на иголках, а ему наплевать. Всё шуточки.

— Извини, дорогая, я весь внимание. Итак, что произошло, чем ты меня хочешь порадовать Микки?

— Микки, — скривившись, произнесла жена Николая Петровича. — Отныне забудь это прозвище. С этого дня я — Мишель Детреньяк, урождённая графиня, с родовым замком в Ницце и наследственным капиталом в несколько миллионов франков.

Николай Петрович присвистнул и бухнулся в кресло, которое стояло рядом.

— Вот это да… — восторженно произнёс оперный певец. — Ты знаешь, Микки. Ой, извини, пожалуйста, графиня… как там… Детре..? А ведь я догадывался, что ты голубых кровей и непростого рода-племени, ещё по твоим запутанным метрикам, просто не придавал этому значения. И как я догадываюсь, выехав за границу, ты нашла фантастически богатых родственников. Я прав, Мишель?

— Как всегда, Коля!

— Замечательно, дорогая! И что же мы теперь будем делать? Нет, ты не смотри на меня так, на сей раз я спрашиваю вполне серьёзно.

— Жить, Коля, жить. И довольно-таки богато и преуспевающе, а не пресмыкаться, как в Союзе. Я уже разослала письма, что мы разрываем контракты в Союзе и принимаем французское гражданство. А завтра мы, Коленька, едем в Ниццу осматривать родовой замок. О том, как я получила наследство, я расскажу тебе несколько позже со всеми подробностями, а сейчас едем в самый богатый ресторан праздновать новый этап жизни!

И действительно, уже к вечеру следующего дня Николай Петрович вместе с супругой были в лучезарной Ницце, прервав свои гастроли в Милане. Отныне купаться пришлось не только в изумрудном море, но и в свалившейся роскоши и богатстве, наслаждаясь определёнными категориями ценностей, о которых дотоле не приходилось даже мечтать. А дело было так.

Престарелая графиня Розетта Детреньяк ещё почти девчонкой сбежала с мужем в Испанию. Там они активно примкнули к антифашистскому сопротивлению. Вскоре муж Розетты погиб на баррикадах, защищая молодую республику, а ей самой с большим трудом удалось вернуться на родину, покинув горящую Испанию. Но, к сожалению, она вернулась одна, потеряв свою малолетнюю дочку Сильвию при очередной бомбёжке. Но Сильвия не погибла: её вместе с тысячами других испанских детей вывезли в Советский Союз, спасая от смертельной опасности. Сильвии не удалось вернуться на свою историческую родину, она так всю жизнь и прожила в Советском Союзе. Но она часто рассказывала своей дочери Мишель, откуда они родом, и показывала кое-какие документы, подтверждающие это обстоятельство. И вот, когда подвернулся случай побывать за границей, Мишель сразу же занялась поисками далёких родственников, даже не предполагая, какой волшебный сосуд она раскупорит. У престарелой графини к тому времени из близких родственников уже никого не осталось, не считая дальних, которых в таких случаях было превеликое множество, как грибов после дождя, и которые моментально бы раздюрбанили всё её огромное состояние, уйди она в мир иной. Графиня была несказуемо рада, что нашлась её близкая родственница, и не кто-нибудь, а внучка — вылитая Розетта в молодости. И конечно же родная бабушка сразу отписала ей значительную долю своего состояния. Вот так в одночасье Мишель попала из грязи в князи.

Сладкая жизнь в роскоши на лазурном побережье постепенно начала наскучивать, в особенности Николаю Петровичу, который не мог существовать без бурной деятельности. Однажды за чаем, которым они наслаждались на великолепной веранде с видом на море, Николай Петрович заявил жене:

— Ты, конечно, меня извини, дорогая Мишель, но я тебе хочу задать извечный русский вопрос. А что дальше? И что делать? Ведь мы тоже невечные и когда-нибудь уйдём. А тогда кому всё это? Я думаю, когда ты состаришься, вряд ли у тебя так же счастливо найдётся внучка. Только, пожалуйста, не обвиняй меня в меркантильности к твоему наследству, просто в таких случаях скучно и нелепо жить без детей.

— Это ты к чему клонишь, Николя? — вздохнув, произнесла Мишель, назвав своего мужа на французский манер. — По-моему, так: если тебе привалило счастье, то живи и радуйся, а не терзайся, что да как будет потом. Главное — мы счастливы вместе, а уж там хоть трава не родись. Как говорил мой великий соотечественник, после нас — хоть потоп.

Однажды Мишель вернулась из фешенебельного магазина, где она купила дорогое украшение, и сразу направилась к мужу, чтобы порадовать его своим приобретением. Николай Петрович находился в своём кабинете. В комнате было накурено, а на столе стояла наполовину выпитая бутылка водки.

— Это что такое?! — возмутилась Мишель Яковлевна. — Я не узнаю тебя, Николай. Во-первых, что за пьянка в одиночестве? Во-вторых, почему ты пьёшь водку, как алкоголик, а не употребляешь хорошие французские вина?

— Дрянь эти вина, — перебив супругу, произнёс Николай Петрович. — Нет ничего лучше русской водки, потому что только она способна по-настоящему заставить человека плакать и смеяться.

— И вправду я не узнаю тебя, Коля. Ты что, скрытый алкоголик? Это что за философствование? — повысила голос Мишель. — Я смотрю, ты последнее время стал забываться, где находишься. Если так пойдёт дальше, то…

— То ты меня отправишь обратно в немытую Россию, — рассмеявшись, вновь перебил Николай Петрович свою жену. — Пожалуйста, буду только рад. Честно говоря, я соскучился по родным берёзкам в этом скучном пальмовом раю.

Мишель Яковлевна подошла к мужу и обняла его:

— Прости, Николя, если чем-то обидела, но и ты меня должен понять — я очень обеспокоена твоим поведением. Уж не случилось ли что? Или ты болен? И не забудь, завтра мы приглашены к графу Дескомпье, он дальний родственник нашему роду.

— А пошли все эти графья в одно место! Мой дед в семнадцатом году этим графьям кишки выпускал, а я теперь должен с ними вино пить. Боже, как поменялась жизнь, и всё из-за этой перестройки!

— Не кощунствуй, Николай, и не забывай, в какой стране